Дополненный Пушкин продолжение

В первой части я обсуждал возможное развитие стихотворения Пушкина
"Заступники кнута и плети"

Это тут

https://stihi.ru/2024/07/25/5138

Но мы упустили, что черновик этого стихотворения написан на листке, на котором справа имеется черновик стихотворения «Андрей Шенье».

Неужели же Пушкин одновременно работал над двумя стихами?

Или же он использовал лист с черновиком для работы над вторым стихотворением?

Черновик «Андрея Шенье» плавно обтекает черновой вариант этого стихотворения. То есть над «Андреем Шенье» он работал после того, как уже перестал работать над этим стихотворением.

А само это стихотворение он переписал набело на другом листке, или же забросил работу над ним?

Очень сомнительно, что листок, на котором было ещё достаточно места даже для работы над другим стихотворением, он отбросил, взявшись за новый лист.

Мы могли бы это предположить только в том случае, если сначала у Пушкина было очень много чистой бумаги, и он не очень-то её экономил, а впоследствии он израсходовал всю бумагу и решил использовать уже использованный для черновиков лист, экономно употребив место вверху, справа и внизу? Как-то это странно, слабо верится.

Что же тогда?

Очень похоже, что Пушкин отбросил работу над этим стихом, перейдя к работе над «Андреем Шенье». И вот тут вырисовываются два варианта.

Либо раздумье над этим стихом привели его к мысли написания стиха об Андрее Шенье, с которым у самого Пушкина нравственно было очень много параллелей, что давало ему возможность отобразить собственные мысли в этом стихотворении. Кроме того, были и большие параллели между А. Шенье и Ф.В. Раевским.

При этом вполне возможно, что шальную мысль об обещании пройтись кнутом по Александру Первому Пушкин хотел как-то использовать в стихотворении «Андрей Шенье», так, что этот стих мог иметь внутри себя обращение к современникам, вдохновлённое примером мужества Шенье?

В трактовке Пушкина, Анри Шенье, который поддержал казнь короля Франции, но осуждал последующие затем казни простых граждан Франции, и восхвалял Шарлотту Корде, которая зарезала в ванной Марата, самого жестокого нового правителя Директории, сначала размышляет о своей гордой жизни и готов к смерти с решительностью и мужеством, затем размышления приводят его к мысли, что не следовало бы ему враждовать с властью, и тогда его жизнь текла бы спокойно и счастливо, но всё же он возвращается к мысли, что только в борьбе с тиранами был его истинный удел, его высокий жребий. Таким образом, мысли о борьбе, словно волны, отступают лишь для того, чтобы набрать силы и в своём последнем и окончательном ударе с наибольшей силой сокрушить тиранов.

Разумеется, мы слышим здесь собственные мысли Пушкина, которые черпают силы из примера, отсылка к Шенье позволяет ему скрыть тот факт, что стих не столько посвящён конкретным фактам из жизни Франции, сколько современной автору жизни, этот стих актуален как сегодняшняя газета для автора, как листовка на стенах дворца, где народ возбуждён, где восстание готово вспыхнуть со дня на день. Ведь почти тотчас после казни Анри Шенье во Франции произошёл переворот, и кровавые палачи первой революции сами попали на помост с гильотиной, после чего жестокие казни по малейшему поводу всех, кого эти чудовища подозревали в нелояльности к себе, прекратились или во всяком случае резко сократились.

Анри Шенье не повезло, если бы его казнь отложили хотя бы на несколько дней, быть может, он остался жив. Но вполне возможно, что именно казнь Анри Шенье была той последней каплей, переполнившей чашу терпения и покорности народной, той соломинкой, которая переломила хребет верблюду, той самой снежинкой, которая обрушила лавину народного гнева.

Поэт своей смертью повлиял на борьбу народа за свободу.

И Пушкин проводит аналогии со своей судьбой.

Как же можно не увидеть теснейшей связи между черновиком разбираемого стиха и законченной элегии?!

Лирический герой обращается мысленно к друзьям, советуя им скрыть свою скорбь.

«Но, други, если обо мне
Священно вам воспоминанье,
Исполните мое последнее желанье:
Оплачьте, милые, мой жребий в тишине;
Страшитесь возбудить слезами подозренье;
В наш век, вы знаете, и слезы преступленье:
О брате сожалеть не смеет ныне брат».

Вот прекрасный повод бросить обвинение современности, когда Александр Первый издал указ о запрете тайных союзов, а с чиновников и офицеров собрали подписи в том, что они ни в каких тайных обществах не состоят.

И это при том, что сам Милорадович, второй человек в государстве, состоял в масонской ложе, а покойный отец царя, Павел Первый, был магистром мальтийского ордена!

В одной из масонских лож состоял и сам Пушкин. И вот он нашёл повод сказать:

«В наш век, вы знаете, и слезы преступленье:
О брате сожалеть не смеет ныне брат».

Это – обвинение в тирании. Запрещены не только дела, но и мысли, и чувства!

И вот ещё ради каких строк написана элегия «Андрей Шенье»:

«Умолкни, ропот малодушный!
Гордись и радуйся, поэт:
Ты не поник главой послушной
Перед позором наших лет;
Ты презрел мощного злодея;
Твой светоч, грозно пламенея,
Жестоким блеском озарил
Совет правителей бесславных;
Твой бич настигнул их, казнил
Сих палачей самодержавных;
Твой стих свистал по их главам;
Ты звал на них, ты славил Немезиду;
Ты пел Маратовым жрецам
Кинжал и деву-эвмениду!»

Дева-эвменида – это Шарлотта Корде, которую восхвалял Анри Шенье, и которой восхищается также и Пушкин.

Эвмениды – музы отмщения, они же эринии, фурии, но слово «Эвменида» более возвышено, тогда как «фурия» имеет отрицательный оттенок.

Греческие богини мести носили имена Тизифона, Алекто и Мегера, последнее имя в русском языке также стало нарицательным, но к именам Алекто и Тизифона такого отношения нет. И всё же самым возвышенным термином и наиболее поэтическим является именно Эвменида, и Пушкин использовал уже это слово по отношению к Шарлотте Корде в стихотворении «Кинжал».

Кстати, со стороны Пушкина не очень-то гениально рифмовать Немезиду и Эвмениду – это фактически одно и то же, Немезида – тоже греческая богиня возмездия. Отсюда и общие окончания.

Почему же Пушкин не обратил на это внимания?

Да потому, что «Немезида» для него – это возмездие как таковое, собственно «действие», а «Эвменида» – это конкретное лицо, девица, осуществившая действие. Это существительные очень различных ипостасей, поэтому Пушкин не заметил этого огреха в своей элегии. Кроме того, как я уже сказал, он уже в стихотворении «Кинжал» называл Шарлотту Корде эвменидой, так что он даже не задумался о происхождении этого имени, для него это уже было устойчивым как бы личным штампом.

Итак, Пушкин почти призывает новую эвмениду на голову Александра Первого, или, во всяком случае, готов восхвалять её, если таковая отыщется.

Вспомним о том, что Александр несколько раз порывался отречься от власти и начать жизнь простым частным лицом, что сделал его младший брат Константин. Елизавета Алексеевна, супруга Александра, разумеется, читала стихи Пушкина. Вспомним, что Александр отправился в поездку к морю, где скоропостижно скончался в Таганроге, и почти тотчас же скончалась и сама Елизавета Алексеевна. По этой причине стала популярной легенда о том, что Александр тайно принял схиму и скрылся в одном из монастырей, даже был пущен слух, что он скрылся в Томске под конкретным именем старца Фёдора Кузьмича, и этот слух поддерживал Лев Толстой. В таком случае была бы понятна и скоропостижная смерть его супруги, можно было бы предположить, что и она также приняла постриг, и что это действие было произведено по предварительному соглашению между ними. Но это, разумеется, миф, легенда, выдумка. Если бы такое было, Александр сначала поправил бы дела, распорядился бы о том, кто воцарится после него, ведь именно потому, что никто не был готов к такому событию, начался хаос, безвластие на несколько дней, что и привело в конечном счёте к восстанию декабристов, решивших воспользоваться этой ситуацией, которая никогда более уже не могла бы повториться, такой шанс упускать они не решились, несмотря на то, что вовсе не были готовы к выступлению.

Что же пишет дальше Пушкин в элегии «Анри Шенье»? А вот что:

«Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!
Пей нашу кровь, живи, губя:
Ты все пигмей, пигмей ничтожный.
И час придет… и он уж недалек:
Падешь, тиран! Негодованье
Воспрянет наконец. Отечества рыданье
Разбудит утомленный рок».

Итак, здесь пророчество о падении царя (которое не сбылось, но очень сильно ожидалось).

В обсуждаемом черновике – то же самое: пророчество о падении царя, о том, что сам поэт пройдётся по его спине хлыстом – в прямом ли смысле, или в переносном, в виде хлёстких стихов, это уже детали.

Таким образом, я делаю заключение, что Пушкин увлёкся новой идеей, идеей написать про Анри Шенье, и стал тут же, немедленно приводить эту идею в исполнение.

Он попросту оставил написание стиха, известного нам под названием «Заступники кнута и плети». Этот стих, вероятнее всего, не был завершён. Великолепная идея написать о том, что «Аз воздам первый кнут царю» переродилась в новую идею, а именно: «Уже сейчас я напишу свой кнут против царя».

К чему Пушкин и приступил немедленно. Он даже не озадачился взять новый листок. В намётках, в рифмах, в замысле о первом кнуте, он черпал свою страсть к написанию «Андрея Шенье».

Так что как нам ни жаль, идея стиха «Заступники кнута и плети» осталась лишь идеей.

Я убеждён в том, что Пушкин не перестал бы использовать этот первый лист в качестве черновика этого стиха, где было ещё много места, если бы не оставил мысль о доработке этого стиха вовсе.

Во всяком случае в этот момент он прекратил работу над ним.

Может быть позже этот черновик попался ему на глаза, и он доработал этот стих, но тогда уж это получился совсем другой стих, наверняка в нём было изменено очень многое.

Так что те лакуны, которые изначально были в черновике, так лакунами и остались.

Это – лишь моё ничтожное мнение.

А если бы Пушкин всё же доработал этот стих, каким он мог бы получиться окончательно?

Да, согласен, сравнения с мессией для Пушкина не очень-то подходит. Он оставался верующим человеком. Вот что он пишет в письме к Вяземскому на тему религии:

«Не демонствуй, Асмодей: мысли твои об общем мнении, о суете гонения и страдальчества (положим) справедливы – но помилуй … это моя религия; я ещё не фанатик, но всё ещё набожен. Не отнимай у схимника надежду рая и страх ада» (письмо Вяземскому 13 и 15 сентября 1825 г.)

Но я не могу представить себе, чтобы Пушкин, работая над стихом, не привнёс бы иронию в первую его часть.

Поэтому вместо «О знаменитые» я бы поставил «Великосветские».

Едва ли Пушкин присоединил себя к перечню благодарных. Он противопоставил бы себя. Они благодарны, а я – нет.

Поэтому вместо «за всё» пишем «уже», а вместо «как и я» пишем «но не я».

Далее – не уживаются в соседних строках «Никогда» и «Когда»! Если уживутся, это будет уже не Пушкин! В черновике – сколько угодно, в окончательном варианте – ни при каких условиях!

Также видится очень чрезвычайно упрощённой рифма «Не буду – не позабуду».

Не Пушкина это уровень!

ЧЕТВЁРТЫЙ ВАРИАНТ

Заступники кнута и плети,
Великосветские князья,
За всё жена моя и дети
Вам благодарны, но не я.
За вас молиться я не стану,
Но обещаю без обману:
Когда собратья призовут
На долгожданную расправу,
Я справедливости во славу
Воздам царю мой первый кнут.

Затем пройдёт, ручаюсь я,

По вашим спинам плеть моя.

В этом последнем варианте есть достоинства, которых не было в предыдущих вариантах.

ПЕРВОЕ. Здесь «Первый кнут» получает развитие, теперь становится ясным, что будет и «не первый».

ВТОРОЕ. Появляется законченность. В начале были «кнут и плеть», в конце только «кнут», а где же «плеть»? Появилась!

ТРЕТЬЕ. Обращение к защитникам было как-то неуместно. Если поэт грозится царю, уместно обращаться к царю. Почему же он свои угрозы царю адресует защитникам кнута и плети? То есть кому-то другому? А они останутся безнаказанными? Тут нет должной законченности.

ЧЕТВЁРТОЕ. Противопоставление семейных ценностей гражданским завершено и полностью получило своё окончательное развитие. Жена и дети благодарны, но гражданин внутри поэта бушует. Так о чём же стих? О том, что это внутреннее кипение найдёт свой выход. У этой сонаты появились чёткие три части – экспозиция, разработка, и реприза на новом уровне. То есть в конце автор вернулся к заявленной теме и расставил точки над i.

ПЯТОЕ. Всего лишь двух строк недостаёт в этом последнем варианте до «Онегинской строфы»! Может быть в этом всё дело? Может быть по этой причине не сохранился окончательный беловой вариант этого стиха? Но может ли быть так, что это поначалу отдельное стихотворение стало одной из строф десятой главы «Евгения Онегина»? Разумеется, не в этом виде, а в несколько изменённом. Достаточно добавить ранее сформированные две строки:

Нет, не смирился я, не стих,
Всё также буйствует мой стих!

Но если к третьему варианту я стремился намеренно и добавлял строки, то этот четвёртый вариант сам по своей собственной воле разросся до «Онегинской строфы», и две последние строки, рифмующиеся между собой, явились сами, их никто не просил, не звал, они нагло явились и заняли своё место! Осталось добавить пару строк в середине и вот вам одна из строф десятой главы «Евгения Онегина».

Вариант в Онегинской строфе будет таким:

ПЯТЫЙ ВАРИАНТ

1
Заступники кнута и плети,
Великосветские князья,
За всё жена моя и дети
Вам благодарны, но не я.

2
За вас молиться я не стану,
Но обещаю без обману:
Нет, не смирился я, не стих,
Всё также буйствует мой стих!

3
На долгожданную расправу
Когда собратья призовут
Воздам царю мой первый кнут
Я справедливости во славу!

4
Затем пройдёт, ручаюсь я,
По вашим спинам плеть моя.

СРАВНИТЕ:

1

«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.

2
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!

3
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,

4
Вздыхать и думать про себя:
Когда же чёрт возьмёт тебя?»

Для идеального соответствия "Онегинской строфе" следует в третьей части пришлось поменять местами внешние и внутренние строки. Смысл не утратится, хотя стало не столь хорошо, получился как бы "Язык магистра Йоду"

Конечно, лучше было бы оставить в первоначальном виде:

3
"Когда собратья призовут
На долгожданную расправу,
Я справедливости во славу
Воздам царю мой первый кнут!"

Ну это кому как угодно! С Пушкиным посовещаться мы не можем, он сейчас сильно занят.

Я высказался.

Ругайте.