Валерий Бодров

***

Начинается день с того,
что и словом назвать сложно:
с жесткосердия моего
и мечты, что всегда ложна.
И винить тебя - нету сил,
потому что давно вычел,
потому что вчера избыл,
удалил из своих чисел.
Но осталась одна строка,
как святое напоминанье.
Продолжает писать рука
это странное заклинанье.
Ты ушла, ты ушла – ушла.
Не звонишь, не грядёшь, не пишешь.
Между нами теперь зима,
а зимой тяжело дышишь.
За окном лишь слепой снег
и в преддверии смены года,
забираешь ты мой век,
как мой прах заберёт природа.
И признания в этом нет,
нет добра или зла, и чести.
Просто я не прожил Свет.
Мы не прожили его вместе.

21.12.2022. Б.В.

Фото на память



Устрицы, словно грудки от курицы

без конца нравятся и продлеваются.

Послевкусие, как от фильма Кустурицы.

Что-то вдруг вспоминается, как дома

ты маялся: убивался, старался,

зарился, а теперь вот:

Адриатика, ресторан, столик, устрицы,

и ты в продолжение улицы вместе с

каким-то япончиком

употребляешь с лимончиком.

Положительные, восхитительные,

обворожительные

прохладные лодочки на блюде.

Цедим ещё и шампанское – наглецы!

Пусть в кадре останется, всё что будет,

останется,

Всё что с нами было останется,

Но лучшее – это устрицы!

Che-e-ese, япошка.


Лагуна - Венета, декабрь 2014, Б.В.

Луксор

Бодров Валерий


Ветер сдувает с верхушки бархана струйки песка,

шалит вьюнами, как мыслями, злой пустыни.

Ты смотришь вдаль. В белых одеждах золото и тоска,

которая до конца времён тебя доведёт отныне.

Я уже далеко. Мои помыслы - славы горсть,

она в песчинках забвенья скользнёт сквозь пальцы.

Я не ведал тогда, что ты - это всё, а я лишь гость

с клятвой вернуться. Но невозможно с судьбой расстаться.

И Хепера веками толкала диск солнечных дней.

Крыльев тёмный металл породил семь кругов желанья.

В круге первом в руках твоих скарабей,

а в последнем я, и наши воспоминанья.

Сколько лун прошло, где город великий слыл.

Те же улицы, лишь изваянье Хепри,

говорит о том, что Аменхотеп забыл,

возродить себя из праха сего и пепла.

16.06.19. Б.В.

Побережье

Бодров Валерий


Что жизнь налажена на побережье

слегка вальяжно, и слегка небрежно,

понять, возможно, по чужой лодыжке,

где бронзы больше, чем в густой подмышке.

Забравшись на лежак, как рак отшельник,

прикрывшись полотенцем в понедельник,

очнешься в среду и до четверга –

все будешь думать, чья это нога.

Ей в раздевалке раковины скользко,

и брезгуешь кривым крючком, поскольку,

не ты один тут светишь наготою,

сливаясь с загорелою толпою.

Попутно, оставляя у воды,

свои полупесчаные следы.

Так, словно нет тебя у Парменида.

вдыхая йод и дым акриламида,

на сланцах вынес больше ты песка,

чем в мире победившая тоска.

Внимая философии прибоя,

в морской аудитории с тобою.

С той, что ещё, увы, не полюбил,

но априори, как бы, позабыл.

И пляжный Посейдон грешит стихами,

как все силлабы, света между нами.

И вдруг, возникшая из ниоткуда,

словесности морская барракуда,

Вернётся мимолётностью руки,

текущей по бедру её реки.

28.09.19. Б.В.